последних словах голос его окреп и уже звучал настоящей злостью. Хорошо еще, что направлена она была не на меня, а на куда более значимую персону.

— Кто я такой, чтобы ругаться с императором? В чем-то он прав: пока я не стою во главе клана, возможны варианты, когда кто-то заключает договор от моего имени.

— Если бы он о тебе заботился! — прорычал Мальцев. Не хотел бы я сейчас находиться рядом с ним — он точно был в бешенстве и почти себя не контролировал. — Что эти Тумановы вообще о себе возомнили? Они такие же маги, как и мы. И если мы признаем их главенство по некоторым вопросам, это не значит, что они могут диктовать, как нам жить! Такой запрет — это вмешательство в личные дела кланов! Я этого не потерплю!Я Ваньке лично выскажу, что думаю о его бредовых идеях. Он пешком под стол ходил, а я уже был сильнейшим магом. И он не смеет идти поперек моих желаний!

— Игнат Мефодьевич, успокойтесь. Запретили же мне, а не вам, — напомнил я. — И то не навсегда, а до совершеннолетия.

— Да чтоб ты понимал! Не мне запретили? А как же! — фыркнул Мальцев зло. — Так, я сказал тебе приезжать завтра? Завтра не приезжай. Потом позвоню.

Он отключился без всяких предисловий и прощальных слов, а у меня осталось глубокое внутреннее убеждение, что император своим запретом сделал мне царский подарок, потому что причиной, по которой разошелся Мальцев, могло быть только то, что этот запрет шел вразрез с его планами. Заключать какой-либо договор с Мальцевым — форменный идиотизм, а отказывается от него — самоубийственно.

Зашел Ден, зевнул, стащил кусок пиццы и сообщил:

— «Клановый Вестник» бурлит. Считают тебя императорским протеже.

— Это мне чем-то грозит?

— Да так не особо. Одни будут стараться подгадить другие — втереться в доверие.

— Переживу, — беспечно махнул рукой я. — Как только поймут, что я не протеже, и одни и другие отстанут.

— А ты точно не протеже? Народ там точное время вашей беседы вплоть до секунды выложил. Император мало кому столько времени уделяет.

— Точно не протеже, — засмеялся я. — Был бы протеже, мы с вами так развернулись бы… — Вспомнил Дамиана и решил, что от властей нужно все— таки держаться подальше, поэтому добавил: — Или завернулись бы. Второе, кстати, вероятнее.

Опять зазвонил телефон. Но в этот раз не мой, а Серого. Тот чуть удивленно поиграл бровями, показывая, что не ожидал этого звонка, но ответил.

— Да, привет. … Нет, рядом. … Мне откуда знать? … Ему все звонят и звонят. А я-то тут при чем? … Значит, не хочет говорить, его право. … Слушай, вот это все не наши проблемы, поняла? … сама заварила — сама ешь. Нет, не жалко.

Он скорчил рожу, а потом обратился ко мне:

— Ярослав, тут с тобой Ермолина жаждет пообщаться. Говорит, очень ты ей нужен. Умрет, если не поговорит.

Я скривился не хуже, чем он, и протянул руку. С этим нужно было покончить раз и навсегда.

— Аня, я ничего возвращать не буду, — бросил я в трубку. –Запомни это наконец и прекрати мне названивать.

— Ярослав, — разревелась она мне прямо в ухо, — спаси Полину. Она точно ни в чем не виновата. Меня можешь ненавидеть и проклинать, но она-то тебе ничего не сделала.

— Так. Что с Полиной?

— Глазьевы ее загнобят. Ты ввел пункты относительно меня, про нее ты забыл.

— Вовсе нет. Я внес пункт по обучению.

— Обучение разное может быть. После вашей победы Егор Дмитриевич как с ума сошел. Он сначала на нас орал, а потом заявил, что Полина пошла против интересов клана и будет за это наказана. Я ее больше не видела.

Она зарыдала еще горше.

— А Роман что говорит?

— Он со мной вообще не разговаривает. Ходит, как мимо пустого места. На вопросы не отвечает. Ярослав, вытащи Полинку, богом прошу. Твоей должницей буду по гроб жизни. Меня есть за что наказывать согласна, ее — нет.

Она ждала моего ответа, но я не торопился. Это вполне могла быть игра Глазьевых, рассчитанная на то, что меня поймают на горячем и тем самым заставят изменить существующее соглашение. Опять же, звонки Глазьева показывали, что он считает Полину для меня важной, а значит, ни в коем случае нельзя было показывать, что это хоть немного так.

— Я не буду ничего обещать, но подумаю, что можно сделать. И не звони мне больше, — сухо сказал я и обрубил связь.

Глава 2

Пицца потеряла для меня всякую привлекательность. Более того — ее вонь стала прямо-таки нестерпимой. Я отодвинул от себя тарелку с недоеденным куском и попытался запить неприятное послевкусие от разговора. Дрянной кофе подходил для этого как нельзя лучше.

— Что-то случилось? — спросил Серый.

— Пока не знаю. Либо случилось, либо Глазьевы хотят поставить на меня ловушку.

— С Полиной? — сразу догадался Ден.

— Именно, — кивнул я.

— Если что-то с Полиной, то ее надо выручать, — неожиданно сказал Ден. — Она — наша.

— Она — глазьевская, — напомнил я. — И это был ее выбор.

— Скорее, Анны, — поморщился Серый. — Не думаю, что Полина бы от нас ушла по собственному желанию.

— Я предлагал ей остаться.

Но она уже тогда не считала себя частью нашего клана, а сейчас даже не попыталась со мной связаться, хотя могла бы. Но я не гордый, прикрыл глаза и постучался сам. Ответила она тут же.

— Ярослав? Ты? — она так удивилась, словно ожидала кого-то другого, а вместо него пришел я.

— Я. Твоя сестра истерит, уверена, что с тобой что-то случилось. Но вижу, все в порядке.

Я хотел выйти, но она испуганно взвизгнула, как только это поняла.

— Ярослав, стой! Со мной не все в порядке. Мне магию заблокировали.

— Так. С чего вдруг?

Я добавил света, чтобы место нашей встречи выглядело не столь мрачным.

— Глазьев сказал, что я обязана была спросить у него разрешения на соревнования. Мол, это грубейшее нарушение вассалитета и он не потерпит такого отношения к себе.

— А то он не знал, — пробурчал я, размышляя, насколько